В мае в «Перспективе» был опубликован очерк «Голос из прошлого». Речь шла о неизвестной ранее фотографии предвоенного 1940 года. На снимке в центре Илья Кремко (1911-1943), расстрелянный полицаями в августе 1943-го.
Работа над документальной темой часто преподносит сюрпризы. Неожиданно получилось продолжение истории: в семье Кремко обнаружилась новая фотография из 1940 года. Светлана Анатольевна Кремко давно тоже включилась в поисковую работу. По образованию она филолог, человек начитанный, дотошный.
В биографии Ильи Кремко есть белые пятна. Его довоенная жизнь почти неизвестна, а мученическая смерть в августе 1943-го давно не дает покоя. Первая фотография не ответила на вопросы.
– Почему Илья в центре фото? Он единственный в заправленной в брюки рубахе, подпоясанный ремнем. Может, это не сенокос? Либо сажали лес? – задается вопросом Светлана Анатольевна.
– Виталия Ильича Кремко растила его родная тетка. Говорила, что сына Илья Кремко очень любил. Вспоминала, как-то они шли вместе, и он мечтал: «Пока мой лес вырастет, то и Витик мой вырастет». Каким он был человеком? Чем больше занимаюсь этой историей, тем больше убеждаюсь: характер лидера Виталий Кремко унаследовал от отца.
Перебирая домашний архив Александры Павловны Дрик (родной тети В. И. Кремко, которую в старости досматривала его семья), Светлана Анатольевна наткнулась на второе фото.
Те же ребята из деревни Бережно осушают болото. Бережанцы издавна копали вручную торф. Вырезали его брикетами, использовали как топливо. На нем обычно работали пиво-, соле- и мыловарни, кирпичные фабрики, керамические заводы, стекольные мастерские, коптильни, пекарни. Владельцы охотно использовали в производстве дешевую энергию... Сегодня в этих местах в целях стабилизации рек Немана и Уши организован Республиканский гидрологический заказник «Миранка» (площадь 30 107 га), его ядром является Волчье болото, известное как крупное месторождение торфа.
Прислушаемся к чуткому слову нашего земляка, писателя В. Колесника об особенностях местной жизни.
«Лес быў пры Польшчы дарагім… Некаторыя лясныя жыхары з Чорнай, Рудзьмы, Беразінкі прадавалі дзеравякі круглы год. Поля ў іх амаль не было, ад вясны да восені старыя і малыя займаліся зборам ягад і грыбоў, лекавых раслін»
(«Доўг памяці»)
Земли почти не было: звучит как приговор. Трудно сегодня представить, в каких тяжелых условиях выживали белорусы. Родители Ильи Кремко, по воспоминаниям родни, “дралі карчы”. Плодородные пахотные земли были дорогими. Горькая нужда заставляла бедняков покупать неудобицу – непригодную для сельскохозяйственной обработки землю, заросшую диким кустарником, подтопленную или заболоченную.
После окончания советско-польской войны в 1919-1920 годах польские власти раздавали крупные наделы западно-белорусских земель осадникам – бывшим офицерам и чиновникам. Они были хорошо организованы, вооружены и выполняли полицейские функции в отношении местного населения. Было расселено около 10 тысяч осадников. От государства они получали от 15 до 45 га земли, льготные кредиты на строительство жилья, разрешение на добычу животных.
Мемуары В. Колесника передают атмосферу предвоенного времени, настроения деревенских людей. И это помогает современным читателям понять исторический контекст 1940-1941 годов.
«Савецкая ўлада ўспрымалася ў нас, у вёсцы, на фоне буржуазнай польскай як улада свойская, абсалютна даступная. Дыстанцыя паміж работнікамі дзяржаўнага апарата і простым чалавекам, просьбітам, скарацілася амаль да таварыскай партнёрскай блізасці… Адным словам, начальнікі жылі сціпла, а значыць, і паводзілі сябе сціпла, і да людзей адносіліся ўважліва, ішлі насустрач іх патрэбам і цяжкасцям”
(«Доўг памяці»)
Перед войной советская власть начала проводить земельные реформы. У одних владельцев земли обрезали. А малоземельные, многодетные семьи их получали бесплатно. Не надо было откладывать «грошы», во многом себе отказывая, думать о черном дне. Не здесь ли кроется причина многих конфликтов?
«Пры польскіх панах» многие владельцы тяжелым трудом приобретали в собственность землю. При переделе они затаили обиду. Социальные драмы разворачивались почти в каждой деревне. Но людей сдерживали рамки советских законов. В первые месяцы войны некоторые из обиженных пошли служить в полицию. Чем не возможность отомстить? Может, это и есть ключ к отгадке смерти Ильи Кремко.
Тот же В. Колесник отмечает главные изменения в обществе: во власть пришли грамотные люди из низов, активисты подполья, члены КПЗБ, из восточной Беларуси направлялись специалисты для открытия отделений госбанка, милиции, учреждений образования и здравоохранения. У всех были одинаковые бытовые сложности, но действовала крепкая советская установка – служить народу.
Трудно развязать загадочные узелки в судьбе Ильи Кремко, скрытые плотным туманом времени. Один мучительный вопрос не давал нам всем покоя: почему его расстреляли? Кому он перешел дорогу? Перед смертью Илью страшно мучили, отвели подальше за деревню на берег Немана. Избитый Илья обратился к полицаю: «Дядька, вы же меня знаете!» Но тот в ответ ему бросил: «Nie wiem (не знаю)».
Допускаем версию, что Илья Кремко возглавил крестьянский комитет в Бережно. К 1939 году это был зрелый человек с большим жизненным опытом. Он отслужил в польском войске, поработал плотогоном, окружающий мир открылся ему новыми гранями. Илья уже вышел за рамки ограниченного крестьянского мировоззрения. Понимал: малый надел земли, что выделил ему отец при польской власти, и непродуктивная работа бедняка-единоличника не откроют ему в будущем перспективных возможностей. И он делает для себя выбор: поддержать Советы.
